Д.Г. Боханько (1957 г.) и ее письмо в Россию (2021 г.)

22 июня – 80 лет со дня начала великой отечественной войны

Второй год подряд на страницах газеты «Огни Енисея» мы публикуем материалы, посвященные детям, пережившим ужас военного лихолетья. Изначально планировалось эту рубрику использовать в год 75-летия Победы. Тема стала настолько популярна и востребована среди наших читателей, что пришлось продлить выпуск публикаций. Как оказалось, материалы под рубрикой «Дети войны» читают не только в Дивногорске, но и… в Соединенных Штатах Америки, чем мы были откровенно удивлены. Да, да — в штате Юта, в городе Солт-Лейк-Сити. Там проживает бывшая наша соотечественница Диамара Георгиевна Боханько, подруга и коллега (по профессии она учитель русского языка и литературы) постоянной подписчицы и читательницы «ОЕ», ветерана педагогического труда Зинаиды Гордеевны Ермолаевой. От нее женщина и узнала о рубрике — к письмам своей заокеанской подруге Зинаида Гордеевна обязательно прикладывала очередную газетную вырезку с публикациями о детях войны. В одном из ответов наша читательница из Америки рассказала и о своем детстве, опаленном войной,   а З.Г. Ермолаева поделилась этим с журналистами. Рассказ нам показался интересным. И мы предлагаем вам, уважаемые читатели, ознакомиться с очередной детской судьбой, которая прошла через кровавые жернова Великой Отечественной войны. Диамара Георгиевна родилась в г. Ромны Украинской ССР в июне 1934 года. И о войне ей довелось узнать уже с первых дней ее начала.

 

«Зиночка, здравствуй, дорогая! Ты мне присылаешь такие интересные письма с вырезками из газеты «Огни Енисея». Последнее, в котором ты рассказывала о себе и своем детстве, тронуло особенно. Я с удовольствием его перечитала уже несколько раз. А ведь и мое детство не легче твоего. Мама работала на чулочно-трикотажной фабрике, а отец был военным. Когда началась война, его сразу забрали на фронт, а маму и нас, троих детей, засунули в товарняк и эвакуировали как семью
военнослужащего — в последнем поезде, с парой чемоданов и сумкой с какими-то продуктами. По дороге поезд бомбили. Помню, как мы выскакивали прямо на ходу и прятались в придорожных канавах и лесочках. Были раненые, поезд часто останавливался, горели последние вагоны, а наш вагон был третьим от паровоза и оставался цел. После бомбежки мы возвращались на место, но всех утесняли и утесняли…

Хорошо, что было еще лето — тесно, но не холодно. Пока ехали по Украине, в полях стояли стога сена. Если по ночам поезд останавливался, прятались в этих стогах. Потом мы добрались до Мордовии. Всю нашу семью перевезли в село Лада и поселили у какой-то женщины. Помню, она пекла черный круглый хлеб (пахучий и очень вкусный!), а нам на всех доставалась лишь одна буханка в день. В школу я начала ходить там же, но мы с сестрой Ниной заболели сыпным тифом и оказались в районной больнице на два месяца. А еще одну сестренку Леру (она тоже заболела тифом) мама в больницу не отдала, вылечила ее сама. Весной мы переехали в Саранск, где я пошла во второй класс. Одежды и обуви у нас с собой не было. И когда началась зима, я обморозила ноги — они сильно болели, опухли… Мучилась очень. Мама пошла работать, скопила немного денег и купила мне валенки — спасла мои ноги.

Родной город Ромны, сразу после нашей эвакуации, оккупировали немцы. Фашисты с полицаями расстреляли несколько тысяч семей
военнослужащих, которые не успели уехать, а еще всех больных из больниц (даже из психиатрических), множество евреев, стариков. Там был второй Бабий Яр. И если бы мы не уехали, нас ждала бы та же участь. От отца не было известий. Он нас не искал (думал, мы не смогли эвакуироваться и погибли). А мама искала его, куда-то писала письма. Зимой 1943 года нам прислали извещение — отец после тяжелого ранения и контузии находится во Фрунзе, в Киргизии, на лечении. У него была искалечена вся правая сторона (голова, рука, нога), но главное — он выжил. Больше его на фронт не брали. Мы всей семьей поехали к нему.

Вот уж когда по-настоящему для нас начался голодный ужас, ведь Фрунзе был набит беженцами. Киргизы относились к нам, как к чужакам. Хозяин, у которого мы жили, ловил собак, жарил их — готовил такую еду. Мама покупала очень мелкую картошку, варила прямо в кожуре, и мы ее ели. Она устроилась на работу, где каждый день давали один бидон «затирухи» (это подсоленная похлебка из воды с кусочками растертого теста). Хлеб давали по карточкам, и на него мы просто молились. Когда освободили Украину, вся наша семья вернулась в Ромны. Голод окончился. Украина есть Украина — одежды не было, зато была еда.

Началось босоногое детство, игры в войну, лазание по деревьям, занятия в настоящей школе. Довоенная наша квартира осталась цела (она была хорошая, «комсоставная»), но в нее уже вселилась другая семья из местной власти — нам ее так и не вернули, а поселили в большущей комнате в общем доме. Рядом, в одну из комнат этого дома, въехал какой-то военный и заполнил ее добром, награбленным в Германии. Там была куча всего, даже два пианино. Я уговорила маму купить одно из них, и он нам продал его за гроши. Мы с сестрами научились понемногу играть. Учила нас соседка (ведь она знала ноты!).

… После школы я поступила в Воронежский пединститут, где и познакомилась с тобой, моя Зиночка.
Сегодня мы проживаем в Солт-Лейк-Сити, но внимательно следим за событиями не только у нас, в США, но и в России, на Украине. Очень тяжелая ситуация везде. Но лишь бы не война… Не дай Бог. Пусть в каждой стране, на каждом континенте будет мирная жизнь и мирное небо над головой!»

Диамара Георгиевна Боханько»